Фаянсовый череп - Страница 81

Но телефон молчал, как кусок полированного камня. Юрий подумал, что неделя, данная им Мирону, пожалуй, слишком большой срок. А впрочем, решил он, мне-то какое дело? Ну посидит Дима недельку на свежем воздухе, поправится, отдохнет. Да и Лидочка Маланьина неделю как-нибудь выдержит. Зато сколько будет радости, когда ее ненаглядный вернется! И потом, Мирон наверняка что-нибудь придумает, чтобы она не убивалась. Может быть, даже шепнет ей на ушко пару слов. В конце концов, не такая уж это тайна. Что он там плел насчет угрозы жизни Светлова и существованию газеты, пусть остается на его совести. Как-то с трудом в это верится, если честно. Какая там, к черту, угроза? Кому они нужны, эти борзописцы? Тоже мне, потрясатели умов, непримиримые борцы за свободу слова и соблюдение прав человека…

Юрий выбросил из головы редакционные дела и сосредоточился на телевизоре. Результат не замедлил сказаться: через час Юрий почувствовал, что у него слипаются глаза. Боль в плече к этому времени утихла, на диване было мягко и уютно. Юрий перестал сопротивляться и задремал под убаюкивающее бормотание включенного телевизора, успев подумать, что денек получился еще тот – пустой и совершенно никчемный.

Видимо, под влиянием недавнего разговора со Светловым ему приснилась какая-то чепуха: будто бы он снова курсант и должен совершить ночной прыжок с парашютом на лес, а вместо парашюта у него на плечах легкомысленный туристский рюкзачок ярко-оранжевого цвета, набитый почему-то тугими пачками газет. Но это бы еще полбеды; опустив глаза, Юрий замечает, что на груди у него вместо привычного “Калашникова” болтается на узеньком ремешке пластмассовый игрушечный автомат с лампочкой в стволе и надписью “Огонек” на голубом корпусе. “Обалдели вы все, что ли? – с обидой говорит он инструктору. – Я вам не клоун, чтобы в таком виде прыгать.” Инструктор поворачивает голову, и Юрий видит лицо Мирона. “Ничего, старик, – говорит Мирон, – положись на меня. Так надо, понял? Главное, когда приземлишься, не забудь раздать газеты. Это экстренный выпуск. И хватит болтать. Приготовиться!"

Над люком вспыхивает и начинает ритмично мигать световое табло, сигнализирующее о том, что самолет вошел в район выброса десанта. Одновременно с табло включается звуковая сигнализация. Юрий пытается спорить с Мироном, доказывая, что прыгать с такой экипировкой несерьезно, но проклятый звонок дребезжит так громко, что он не слышит собственного голоса, а Мирон хватает его за плечо и тащит к открытому люку, норовя выбросить строптивого курсанта из самолета пинком под зад-Юрий проснулся, но звонок не замолчал. Пронзительные трели казались продолжением дурацкого сна, и прошло несколько секунд, прежде чем до Юрия дошло, что он уже не спит. Он скатился с дивана и бросился в прихожую, но на полпути затормозил и снял телефонную трубку.

В голове у него еще изрядно шумело, и спросонья он не сразу разобрал, кто звонит. Голос был знакомый, но вот чей?

– Пардон, – пробормотал Юрий в трубку. – Это кто, собственно?

– Светлов, – ответила трубка.

– А, – сказал Юрий, – похищенный… Привет.

– Кто, кто? – удивился Светлов. – Какой еще похищенный?

– А ты не в курсе, что ли? Тебя же враги гласности похитили. Тебе Мирон разве ничего про это не говорил?

– На что-то в этом роде он намекал, но я решил, что он просто демонстрирует образность мышления… Черт, ты серьезно?

– Да уж куда серьезнее. Ищут пожарные, ищет милиция, ищут прохожие в нашей столице… Тут такой содом творится, что у меня голова кругом идет. Удивляюсь, как это Мирон разрешил тебе взять с собой телефон.

– Можно подумать, его кто-то спрашивал. Слушай, это чушь какая-то. А за каким чертом я тогда тащил с собой машинку? Он же велел мне над статьей работать, а какая может быть статья, если меня похитили?

– Ну как это “какая”? – возразил Юрий. – “Репортаж с петлей на шее”, что-нибудь в этом роде.

– Вот козел, – сказал Светлов, имея в виду Мирона. – Ну и что я теперь должен делать? Слушай, мама же, наверное, с ума сходит!

– Насчет мамы не знаю, а вот Лидочка действительно.., гм…

– Черт, надо им позвонить! Хотя… Мирон с меня за это голову снимет. Если я позвоню Лидочке, он сразу догадается. Она же притворяться не умеет, у нее на лице все написано. А мама, чего доброго, помчится в редакцию отношения выяснять… Вот гад!

– Да, – сказал Юрий, – положеньице. Ты, собственно, зачем звонишь? Уже соскучился?

– Соскучился – не то слово. Тихо тут как в могиле, только сосны шумят да вода плещет. Как там у вас с погодой?

– Дождик, – сказал Юрий. – Даже, кажется, гроза, но где-то в стороне.

– И у меня дождик, – со вздохом сообщил Светлов. – Скука смертная! Слушай, ты когда здесь будешь?

– Не знаю, – честно ответил Юрий. – От Мирона на этот счет никаких распоряжений не поступало. А что, у тебя уже жратва кончилась?

– С провиантом полный порядок, – с деланной бодростью отрапортовал Светлов. – Тут, понимаешь, такая странная штука… Хотел я вечером камин затопить – сыро тут, промозгло… Камин – зверюга, быка можно зажарить, дров завались, а колоть их нечем. Все облазил, а топора не нашел. Ножей, кстати, тоже нет – ни одного. Ну, нож-то у меня с собой. Плохонький, перочинный, но все-таки… Однако дрова им колоть как-то.., несподручно, в общем. Странный какой-то дом. Посуда вся на местах, в шкафу, как положено, крупа, консервы, макароны, вилки-ложки тоже тут.., даже водка есть, целый ящик. А топора нету. Дичь какая-то.

– Действительно, дичь, – задумчиво сказал Юрий. Он еще не понимал, в чем дело, но остатки сна как рукой сняло, и знакомая тревога снова начала подниматься со дна души, как потревоженный неосторожным движением мутный осадок. – Значит, говоришь, топор тебе нужен…