Фаянсовый череп - Страница 70


К оглавлению

70

Севрук грязно выругался и с силой оттянул книзу узел галстука, словно тот его душил.

– Будь оно все проклято, – хрипло сказал он. – Надо было отпустить этого ублюдка с миром! Пусть бы летел в свою Америку…

– И шантажировал бы тебя оттуда, – закончил за него Караваев. – Помимо ситуации “X”, у него наверняка была предусмотрела ситуация “Y”, а может быть, и еще какой-нибудь сюжетик под кодовым обозначением “Z”. Мне этот хитроглазый казачок сразу не понравился, и, как видишь, не напрасно. У меня глаз наметанный. Он был проходимцем. Неужели ты не заметил? Из той породы паразитов, которым, сколько ни дай, все мало.

– Икс, игрек и еще одна неизвестная буква латинского алфавита, – тоскливо проговорил Севрук. – Слышишь, Макс, это все понятно. Делать-то что будем? Ты вот что мне скажи: чего мне теперь делать, а? Когти рвать, что ли?

– Когти… – Караваев не торопясь вынул сигареты и закурил. Он бросил на Севрука выжидательный взгляд, и тот, явно не успев ни о чем подумать, поспешно пододвинул к нему пепельницу. Караваев благосклонно кивнул и с удовольствием заметил вспыхнувший в глазах Вадика огонек трусливой ненависти. – Когти рвануть всегда успеется. И потом, если попытаться сделать это на данном этапе, может получиться полная чепуха. Пока никто ничего не знает, можно крутиться, принимать какие-то меры. А если ты слиняешь, тут же возникнет вопрос: а где это наш Вадим Александрович? Что это он так поспешно нас покинул? А тут и папочки эти всплывут, и еще, я думаю, много чего интересного… Найдут. Найдут, Вадик, и тогда тебе мало не покажется. Ты не Гусинский, тебе все суды в мире не купить. Да и ему не купить, коли уж на то пошло. Поэтому надо драться до конца, а когти рвать в самом крайнем случае. Сейчас главное что? Сейчас главное – определить, откуда грозит опасность, и бросить на это направление все силы. Вот сам подумай: станет этот наш “доброхот” предавать скандальчик с двойным проектом гласности? Отвечаю: не станет, если мы сами его к этому не вынудим. Какие там ему Голобородько инструкции оставил – дело десятое. Алитета нашего нет, и поверенный его скорее всего решил подзаработать. Бандероль – это первый шаг. Подожди, будет и второй. Надеюсь, на этом втором шаге я его и подсеку. Теперь давай подумаем, как он станет действовать. В смысле, чем он станет тебя пугать. И даже не чем, а кем. Куда он обратится в случае, если вы не сговоритесь? В ментовку? В прокуратуру? В мэрию? А?

– Да куда угодно, – буркнул Севрук. Вид у него был совершенно убитый, как будто неизвестный шантажист уже разослал копии обоих проектов по всем перечисленным адресам.

Караваев немного помолчал, смакуя сигарету и с ленивым любопытством разглядывая Вадика. “Вот ведь урод, – подумал он. – Куда ж ты лезешь-то, дурачок, если у тебя мозгов с наперсток? Все тебе надо разжевывать да еще и в глотку протолкнуть, в самую глубину, чтобы не выплюнул. Тоже мне, наследник Школьникова, «продолжатель его дела»,.."

Сидеть на мягком офисном стуле, который не прыгал, не трясся и не норовил все время сбросить седока на пол, оказалось неожиданно приятно. Караваев с легким удивлением почувствовал, что устал от сегодняшнего путешествия к охотничьему домику на берегу лесного озера. “Черт подери, – подумал он, – неужели я начинаю стареть? Как все-таки незаметно все это происходит! Молодость уходит на цыпочках, по капле, а когда ты начинаешь это замечать, оказывается, что уже поздно: процесс пошел, и его не остановить никакими лекарствами, никакими тренировками, массажами и иглоукалываниями… Курить, что ли, бросить? А также пить, встречаться с женщинами, есть мясо и вообще дышать…"

«Пора на покой, – решил он, – ох пора! Вот проверну это дельце, опустошу счета этих двух индюков, куплю себе новые документы и исчезну. Бумаги на имя Максима Караваева найдут на каком-нибудь не поддающемся опознанию трупе, а я буду греться на солнышке и писать мемуары, которые издадут после моей смерти…»

– Нет, – продолжал он, с некоторым трудом заставив себя вернуться к действительности, – куда угодно он не побежит. Во всех перечисленных мною местах его, конечно, примут с распростертыми объятиями, но ему-то от этого что за радость? Денег ему там не дадут, это факт. А ему нужны деньги. Если бы это был бескорыстный борец за правду, ты уже давно сидел бы на нарах и кормил вшей. Он пойдет к Владику, к Владиславу Андреевичу, к нашему дорогому дядюшке. Дядюшка либо заплатит, либо, что кажется мне наиболее вероятным, постарается списать этого доброхота в расход. Но для тебя это уже не будет иметь значения, потому что первым делом наш Владислав Андреевич раздавит тебя. Не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Тебе известно, что твой родственник до сих пор свободно ломает пополам лошадиные подковы?

– Серьезно? – вяло заинтересовался Севрук.

– Легко и просто. Р-р-раз – и надвое! А стреляет он так, что я, признаться, позавидовал черной завистью. Но сам он, конечно, о тебя мараться не станет, а поручит это дело мне.

– А ты что же? – гораздо живее, чем прежде, спросил Вадик.

«Ага, – подумал Караваев, – умнеет наш мальчик! Прямо на глазах умнеет. Только, увы, недостаточно быстро…»

– А я – профессионал, – спокойно ответил он. – И как настоящий профессионал всегда стараюсь быть на стороне победителя. Так, знаешь ли, гораздо полезнее для здоровья.

– Спасибо, – совсем сникнув, сказал Севрук, – утешил. Сука ты, Макс. Тварь продажная, крокодил доисторический.

– Хотя с другой стороны, – спокойно продолжал Караваев, сделав вид, что ничего не слышал, – мое участие может существенно изменить соотношение сил.

70